Глава 10 Лесли Мур

— Я иду прогуляться по берегу, — сказала Аня Гогу и Магогу в один из тихих октябрьских вечеров. Никого другого, кому она могла бы объявить об этом, не было — Гилберт уехал на другую сторону гавани. В Аниных скромных владениях царил безупречный порядок — чего и следовало ожидать от любой хозяйки, воспитанной Мариллой Касберт, и она чувствовала, что с чистой совестью может позволить себе а побродить у моря. Их было так много за прошедшие недели — восхитительных прогулок вдоль берега… иногда с Гилбертом, иногда с капитаном Джимом, иногда в одиночестве, с собственными мыслями и новыми щемяще-сладкими мечтами, начинавшими зажигать над жизнью свои радуги. Ей нравились и тихий, туманный пологий берег гавани, и серебристые, всегда овеваемые ветрами песчаные дюны, но больше всего она любила скалистый берег с его утесами, пещерами, грудами отшлифованных прибоем валунов и мелкими бухтами, на дне которых под неподвижной водой сверкала галька. К этому берегу и поспешила она в тот вечер.

Предыдущие три дня бушевала осенняя буря с ураганным ветром и ливнем. Оглушительными казались удары волн о скалы; бешеными — белые брызги и пена, перекатывавшие через песчаную гряду; тревожной, затуманенной и истерзанной грозой — прежде голубая безмятежность гавани Черых Ветров. Теперь все это было позади, и берег лежал чисто вымытый бурей, ни один ветерок не тревожил неподвижный воздух, но могучий прибой все еще набрасывался на песок и скалы в великолепии бурлящей белой пены — единственная мятущаяся душа в бесконечном, всепроникающем безмолвии и покое.

— Ах, уже ради одной этой минуты стоило бы прожить целые недели бури и непогоды, — воскликнула Аня, стоя на вершине утеса и вглядываясь в даль поверх мечущихся волн. Затем по крутой тропинке она спустилась к маленькой бухте, где оказалась окруженной со всех сторон лишь скалами, морем и небом.

— Потанцую-ка я и спою, — сказала она. — Здесь меня никто не увидит… а чайки не раззвонят об этом по округе. Я могу безумствовать, как мне угодно.

Она подхватила юбку и, кружась, понеслась по твердой песчаной полосе, где с плеском набегающие на берег волны почти обдавали ее ноги брызгами пены. Делая все новые пируэты и смеясь как ребенок, она достигла маленького мыса, выдававшегося в глубь восточной части бухты, и там внезапно остановилась, залившись густым румянцем: она была не одна, за ее танцем наблюдали.

Девушка с золотыми волосами и голубыми, как море, глазами сидела на валуне у самой оконечности мыса, наполовину скрытая от глаз выступом скалы, и смотрела прямо на Аню со странным выражением: частью это было удивление, частью — понимание, частью — возможно ли такое? — зависть. Она сидела с непокрытой головой, и великолепные косы, более чем когда-либо напоминавшие Браунинговских «чудо-змей», обвивали ее голову, перевязанные красной лентой. На ней было платье из какой-то темной ткани, очень просто сшитое, но талию, подчеркивая красоту фигуры, охватывал яркий пояс из красного шелка. Сцепленные на колене руки были загорелыми и несколько загрубевшими от работы, но кожа на шее и щеках сияла молочной белизной. Мимолетный отблеск заката, прорвавшись сквозь низко висящее над западным горизонтом облако, упал на ее волосы, и на мгновение она показалась Ане олицетворением духа моря — со всей его тайной, всей его страстью, всем его неуловимым очарованием.

— Вы… вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая, — запинаясь, выговорила Аня, пытаясь вернуть себе самообладание. Чтобы ее, миссис Блайт, супругу доктора Блайта, которой следовало вести себя со всем достоинством матроны, увидела отдавшейся такому порыву ребячливости эта величественная девушка! Что за невезение!

— Нет, — сказала девушка, — не думаю.

Ничего больше она не сказала. Голос ее был невыразительным, а манера держаться немного враждебной, но было в ее глазах что-то горячее, но робкое, вызывающее, но просительное, что заставило Аню отказаться от первоначального намерения уйти. Вместо этого она присела на валун рядом с девушкой.

— Давайте познакомимся, — начала она с улыбкой, всегда безотказно завоевывавшей доверие и приязнь. Я миссис Блайт. Мы живем в маленьком белом домике на этом берегу.

— Да, я знаю, — сказала девушка. — Я Лесли Мур… миссис Мур, — добавила она сухо.

На мгновение Аня буквально онемела от изумления. Ей и в голову не приходило, что эта девушка может быть чьей-то женой, — в ней не было ничего от замужней женщины. И чтобы вдобавок она оказалась соседкой, которую Аня представляла себе заурядной домохозяйкой! Анин ум был не в состоянии быстро приспособиться к этой перемене.

— Значит… значит, вы живете в том сером доме вверх по ручью, — запнувшись, пробормотала она.

— Да. Мне давным-давно следовало посетить вас, — сказала девушка. Она не привела какой-либо причины или предлога, чтобы оправдать свое поведение.

— Мы были бы рады видеть вас у себя! — воскликнула Аня, немного придя в себя. — Мы такие близкие соседи — мы просто обязаны быть друзьями. Единственный недостаток гавани Четырех Ветров — то, что здесь мало соседей. В остальном она само совершенство.

— Вам она нравится?

— Нравится! Слишком слабо сказано. Я люблю ее. Это самое красивое место, какое я видела.

— Я видела совсем немного мест, — задумчиво продолжила Лесли Мур, — но всегда считала, что здесь очень красиво. Я… я тоже люблю эту гавань.

Ее слова были такими же, как ее взгляд, — робкими, но горячими. У Ани создалось странное впечатление, что эта необычная девушка — от слова «девушка» было никак не отделаться — могла бы сказать многое, если бы захотела.

— Я часто прихожу на этот берег, — добавила Лесли.

— И я, — улыбнулась Аня. — Удивительно, как это мы ни разу не встретились здесь прежде.

— Вероятно, вы приходите раньше, чем я. Обычно уже совсем поздно — почти темно, — когда я прихожу. И я очень люблю бывать здесь сразу после бури — как сейчас. Мне меньше нравится море, когда оно спокойное и тихое. Мне нравится борьба… и удары волн… и грохот…

— Я люблю море независимо от его настроения, — объявила Аня. — В Четырех Ветрах море для меня стало тем же, чем была Тропинка Влюбленных дома, в Авонлее. В этот вечер оно казалось таким свободным… таким неукротимым… Что-то вырвалось на волю и во мне — как сочувственный отклик. Поэтому-то я и танцевала на берегу таким нелепым образом. Я, разумеется, не предполагала, что кто-то смотрит… Если бы меня видела в тот момент мисс Корнелия Брайент, у нее возникли бы самые мрачные предчувствия относительно того, что ожидает в будущем бедного молодого доктора Блайта.

— Вы знаете мисс Корнелию? — спросила Лесли, смеясь. У нее был необыкновенный смех: он забил ключом внезапно и неожиданно, в нем слышалось что-то от восхитительного журчания младенческого смеха. Аня тоже засмеялась.

— О да! Она уже несколько раз побывала в нашем Доме Мечты.

— В вашем Доме Мечты?

— О… это милое, глупое название, которое мы с Гилбертом дали нашему дому. Просто мы называем его так между собой. Оно сорвалось у меня с языка, прежде чем я успела подумать…

— Значит, белый домик мисс Рассел — ваш Дом Мечты, — удивилась Лесли. — У меня тоже был когда-то дом мечты… только это был дворец, — добавила она со смехом, благозвучность которого оказалась несколько испорчена ноткой иронии.

— Я тоже когда-то мечтала о дворце, — подхватила Аня. — Вероятно, это мечта всех девушек. А потом мы устраиваемся, вполне довольные, в восьмикомнатных домиках, которые кажутся исполнением наших самых сокровенных желаний, — ведь там с нами наш принц. Впрочем, вы должны были и в самом деле получить дворец — вы так красивы. Позвольте мне сказать об этом… об этом нельзя не сказать… я едва сдерживаю восхищение. Миссис Мур, вы прелестнейшее создание, какое я только видела в жизни.

— Если мы хотим быть друзьями, вы должны называть меня Лесли, — сказала девушка со странным раздражением.